Про всеобщий язык
Nov. 7th, 2009 10:23 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
annabaskakovaЯ захожу в фотоателье на улице Мидан Тахрир, чтобы сделать ксерокопию. Пока пожилой дяденька возится с ксероксом (механизм подачи бумаги он чинит с помощью больших ножниц и такой-то матери), я с интересом разглядываю портреты на стенах. Йеменские фотопортреты - вещь уникальная. Представьте себе фантастическое сочетание: рисованный фон (анилиновые закаты, звезды и водопады); модели - гордые усатые мужчины в юбках, с кинжалами за поясом; все это снято на цветную пленку; все это снято, как правило, широкоугольником.
- Интересно, - говорю я, - я тоже фотограф.
- Ну и как вам портреты? - спрашивает хозяин фотоателье.
- Хорошие, - отвечаю, - но есть маленькая проблема со светом ...
- В глазах! - радостно подхватывает фотограф, который, оказывается, отлично понимает, что в каждом глазу у моделей - по два одинаковых круглых блика, отчего они выглядят косыми. И смотрит на меня с уважением.
Я прошу разрешения осмотреть студию. Источников света два - мощная электрическая лампа и старенькая вспышка, направленная в зонтик. Стоят они слева и справа, так, что свет от них должен перекрещиваться. Сзади - рисованный фон. При этом снимки вполне себе симпатичные. Я бы сама тут с удовольствием поработала, честное слово. Я не выдерживаю и прошу подарить мне на память один из образцов, висящих на стене. На выцветшей карточке размером 10х15 двое гордых мужчин в юбках и камуфляжных рубахах стоят, вытянув руки по швам. За их спиной анилиновое солнце садится в голубой океан, а в небе загораются белые звезды. Фотограф тут же снимает карточку , поясняя, что она десятилетней давности, и дарит мне. Один уголок оторван. Не беда.
- А знаете, - говорит мне фотограф, - я ведь еще и мастер каллиграфии. Хотите, я вам что-нибудь напишу на память?
Конечно же, я хочу. Он берет черный фломастер и каллиграфическим почерком пишет мне на листе бумаги молитву. "Алла бисмилля..." И рядом - мое имя.
Я в восторге и дарю ему хохломскую ложку.
Мы расстаемся, очень довольные друг другом. Я выхожу на шумный Мидан Тахрир, где можно купить все и прямо сейчас - от автоматного рожка до лохматой шубы - и вдруг начинаю соображать - на каком же языке мы общались? Я по-арабски знаю не больше 20 слов. И хозяин студии знает слов 20 по-английски и уж, конечно, не говорит по-русски.
А ведь разговаривали. И все было понятно.
- Интересно, - говорю я, - я тоже фотограф.
- Ну и как вам портреты? - спрашивает хозяин фотоателье.
- Хорошие, - отвечаю, - но есть маленькая проблема со светом ...
- В глазах! - радостно подхватывает фотограф, который, оказывается, отлично понимает, что в каждом глазу у моделей - по два одинаковых круглых блика, отчего они выглядят косыми. И смотрит на меня с уважением.
Я прошу разрешения осмотреть студию. Источников света два - мощная электрическая лампа и старенькая вспышка, направленная в зонтик. Стоят они слева и справа, так, что свет от них должен перекрещиваться. Сзади - рисованный фон. При этом снимки вполне себе симпатичные. Я бы сама тут с удовольствием поработала, честное слово. Я не выдерживаю и прошу подарить мне на память один из образцов, висящих на стене. На выцветшей карточке размером 10х15 двое гордых мужчин в юбках и камуфляжных рубахах стоят, вытянув руки по швам. За их спиной анилиновое солнце садится в голубой океан, а в небе загораются белые звезды. Фотограф тут же снимает карточку , поясняя, что она десятилетней давности, и дарит мне. Один уголок оторван. Не беда.
- А знаете, - говорит мне фотограф, - я ведь еще и мастер каллиграфии. Хотите, я вам что-нибудь напишу на память?
Конечно же, я хочу. Он берет черный фломастер и каллиграфическим почерком пишет мне на листе бумаги молитву. "Алла бисмилля..." И рядом - мое имя.
Я в восторге и дарю ему хохломскую ложку.
Мы расстаемся, очень довольные друг другом. Я выхожу на шумный Мидан Тахрир, где можно купить все и прямо сейчас - от автоматного рожка до лохматой шубы - и вдруг начинаю соображать - на каком же языке мы общались? Я по-арабски знаю не больше 20 слов. И хозяин студии знает слов 20 по-английски и уж, конечно, не говорит по-русски.
А ведь разговаривали. И все было понятно.
