Про Илиаду

[annabaskakova]

В те далекие времена, когда я еще не подозревала, что все написанное однажды исполняется, я опрометчиво написала фельетон о театре. В нем шла речь о том, как бандиты перевели Шекспира на новорусский язык и поставили в драмкружке "Гамлета". Для премьеры они сняли Большой Театр - просто потому, что о существовании других театров не подозревали. По сцене ходил Гамлет с толстенной золотой цепью на шее и кричал, активно жестикулируя: "Доколе будет жить козел проклятый, что моего папашу заказал?" В финале Фортинбрас заявлял, что убитого Гамлета надо снести на Ваганьково, а козлы ответят по всей программе. Заканчивался фельетон тем, что подкупленный бандитами критик писал статью о необходимости современной трактовки Шекспира - дескать, мы ж не читаем его на староанглийском, и вообще режисссер понтовый и клевый, ибо вызывает зрителя на конкретный разговор.

Сей образец раннеперестроечного юмора, слава Богу, так нигде и не опубликовали - даже в журнале "Крокодил", похвалив мое бойкое перо, заметили, что текст отдает дурновкусием.

Вскоре я попала на спектакль "Укрощение строптивой" - уже не помню, куда. Новорусские словечки, щедро вставленные режиссером, попадались буквально в каждой фразе. Сбежала я после того, как старик, встретившийся на пути Петруччо и его супруги, присел на корточки и начал при помощи вставленного в штаны шланга мочиться на сцену (скрип его суставов транслировался через динамики). И решила, что больше не буду писать юмористических вещей о театре.

После этого в театр я не ходила долго. Очень долго.



На минувшей неделе я .купила билеты в Театр-школу драматического искусства, на спектакль с многообещающим названием "Илиада". Мой 13-летний сын - большой любитель Гомера и потому очень обрадовался. Я попыталась его предупредить о том, что трактовки бывают разные. И даже процитировала ехидные слова Михаила Булгакова из "Роковых яиц" - "Театр имени Всеволода Мейерхольда, погибшего, как известно, в 1932 году, когда во время репетиции "Ивана Грозного" на него рухнули трапеции с голыми боярами".

В театре мне все очень понравилось - и архитектура его, и интерьер, и пожилой дяденька с колокольчиком вместо звонка, и необычный зал, в котором сцена не имела возвышения. На сцене высился античный портик. Часть зрителей возлежала на специальном ковре около сцены. Было красиво.

Спектакль начался с того, что на сцену вышли хористы - почему-то одетые в кимоно, сели по бокам портика и начали что-то неразборчивое орать. Потом мы поняли, что с одной стороны орут Гомера, с другой просто гласные буквы - что-то типа упражнений для развития голосовых связок. Одна из хористок уже успела сорвать голос, и мне все время казалось, что он вот-вот пропадет окончательно. Наконец появились актеры и начали тренировку по ушу, которую вела крохотная девица с двумя хвостиками. Смотреть, как незнакомые парни и девушки собирают ци из воздуха, было скучновато. Несколько зрителей поспешно ретировались. Сын явно был в недоумении - Гомер-то где?

Актеры вели себя просто героически - они выполняли формы ушу (мне даже показалось, что часть из них - профессионалы-ушуисты), показывали упражнения с различным оружием, пели а капелла, вертелись в странных и сложных танцах и орали Гомера. У всех были совершенно непроницаемые лица - видимо, такова была задумка режиссера. Никто ни на секунду не позволил себе расслабиться - ну там улыбнуться, пошушукаться, в зрительный зал посмотреть. Они стоически терпели чудовищные нагрузки, они ни разу не сбились, скандируя сложный гомеровский текст. Но у меня вскоре начали болеть уши.

"Мам, а при чем тут Гомер?" - недоумевал мой сын. Я долго не понимала, наконец у меня появились смутные предположения, что танец девушек с красными кистями на оружии символизирует погребальный костер над телом Патрокла. А когда актеры сидят кружком, держа на себе канат - это тот самый круг самородного железа, который на похоронах разыгрывали как большое сокровище.

Когда мы просекли фишку, стало интереснее. Закутанные Богоматери с деревянными младенцами, которых время от времени рубили на куски солдаты с алебардами, обозначали, как объяснил мне сын, младенцев, которых сбрасывали со стен Трои. Они великолепно двигались и изображали скорбь. Потом сцену завалили разломанными куклами - по-видимому, сын был прав. Над разломанными куклами четверо ушуистов изобразили очень красивый боевой танец, похожий на китайский цирк - мы решили, что это битва четырех стихий. Особенно хорош был молодой человек, который таскал на двух шестах многометровое синее полотнище, символизировавшее, очевидно, воду. Чрезвычайно понравился и танец четырех юношей с шестами - они изображали полет птиц над полем боя.Потом детские трупики сгребли, как в известной хронике из Освенцима, и убрали под подмостки. На подмостках возник дед с чем-то вроде домбры и минут двадцать пел что-то невнятное. Наверное, он изображал аэда.

Я глянула на сына и обнаружила, что он сидит необычайно прямо и явно на чем-то глубоко сконцентрирован. "Неужели проняло?" - подумала я. Минут через пятнадцать Дима произнес гордо: "Смотри, мама, я научился шевелить ушами". И показал. Действительно научился.

Окончилась Илиада шествием с цветочными вениками в руках и возжиганием вонючих ароматических палочек. Поскандировав "Гнев, о богиня, воспой..." актеры вновь начали собирать из воздуха ци. К чести актеров, они выдержали это чудовищное испытание и остались живы все до единого. К чести зрителей - из партера ушло не более десяти человек.

- Говно спектакль, - проронил сын, когда мы вышли из зала. - Точно как ты сказала - трапеции с голыми боярами.
- Ну почему, там же были отдельные интересные моменты, и налицо большая актерская работа, - попыталась я защитить спектакль.
- Я за время, пока мы здесь сидели, мог бы Гомера перечитать, - сказал сын.

На это возразить было нечего.